Астана,
22.05.2025 г.

Саламат Кусаинова: Канат Ильич, спасибо большое, что сегодня выделили время и с нами встретились. Мы представляем две международные организации. Меня зовут Саламат Кусаинова, специалист по госуправлению. Я представляю Всемирный банк. Также у меня есть коллега из Азиатского банка развития, но, к сожалению, он не смог присоединиться.

Мы ведем проект, у которого английская аббревиатура PEFA, но это фактический международный стандарт, который оценивает как и каким образом работает система государственных финансов в странах. 

(Справочно. Аббревиатура международного стандарта, который оценивает, как функционирует система государственных финансов в странах, — PEFA (Public Expenditure and Financial Accountability).

Это рамочная методология оценки управления общественными финансами, разработанная рядом международных организаций, включая Всемирный банк, Европейскую комиссию, МВФ и других партнёров.

PEFA применяется для:

- оценки прозрачности, подотчетности и эффективности управления государственными финансами;

- выявления слабых мест в системах;

- планирования реформ и мониторинга их реализации.)           

Он существует уже около 20 лет. Этот проект называется PEFA и поддерживается международными организациями. Конечно, инициатором оценки является само правительство, но поддержать ее могут Всемирный банк, МВФ, АБР и другие международные организации или союзы.

В данном случае Всемирный банк и АБР поддерживают Правительство Казахстана для проведения такой оценки. Последняя такая оценка по Казахстану проводилась 10 лет назад и является, наверное, одной из устаревших в регионе Центральной Азии. Поэтому в этот раз, когда правительство инициировало, мы были очень рады поддержать проведение такой оценки.          

Дополнительно, поскольку вопросы климата являются очень актуальными (есть в Казахстане «Стратегия — 2060»), мы также проводим оценку, насколько вопросы климата интегрированы в систему управления госфинансами. Мы запустили проект в начале марта, два месяца команда собирала данные и вот сейчас у нас есть предварительные результаты. Команда приехала для того, чтобы сверить данные, ответить на вопросы. Но ключевой      момент — это встреча с заинтересованными сторонами, чтобы услышать мнение третьих сторон, которые не являются частью Правительства.

Вот поэтому мы запросили сегодняшнюю встречу с вами. Джон Шорт — наш коллега, который имеет многолетний опыт проведения таких оценок во многих странах мира. Он возглавляет независимую команду оценщиков. Папона — является членом команды оценщиков. Жамиля — наша коллега с головного офиса. Мы являемся частью одной команды.
Поэтому я, наверное, предоставлю слово Джону как руководителю команды оценщиков. 

Джон Шорт: Наша основная задача и цель этой встречи — то, что мы называем триангуляцией.

В целом оценка работает по разным направлениям, таких аспектов, как расходования государственного бюджета, внутреннего/внешнего аудита. Это вопросы налогового регулирования, управления государством и финансами и контроля со стороны законодательного органа, то есть Парламента. В основном система нашей работы и вся информация, которая была нам представлена, координировалась соответствующими органами Правительства. Они нам рассказали, как работает система налогового администрирования и закупок.

Но нам также интересно было бы встретиться с другой стороной - теми людьми, которые непосредственно, с точки зрения получателей услуг, государственного налогового администрирования, госзакупок, будь то услуги в секторе здравоохранения, образования, социальной поддержки, транспорта, и услышать ваше мнение о том, как работает Правительство.

То есть, это такая триангуляция. Мы составляем треугольник: с одной стороны — это Правительство, с другой стороны — это мы, команда оценщиков и с третьей стороны — это вы как получатели. Это некоторая верификация. И мы хотели бы услышать ваше мнение по поводу того, что работает, а что не работает?

То есть, с точки зрения частного сектора — как воспринимает бизнес налогообложение, налоговое администрирование, с точки зрения закупок — доступ к государственным закупкам? Но и с точки зрения получателей перечисленных услуг. В целом хотелось бы услышать ваше мнение. 

Канат Ильич: Я хотел бы сразу сказать, что мой статус несколько отличается от статуса других омбудсменов, в частности, Омбудсмена по правам человека.

Я финансируюсь через общественное объединение — Национальную палату предпринимателей Казахстана. И, соответственно, я не завишу от государственного финансирования. Это довольно уникальная ситуация для бизнес-омбудсменов, по крайней мере, так было сказано на форуме ОЭСР.

Но с другой стороны, я назначаюсь непосредственно Главой государства.

Я не являюсь государственным служащим, представляю гражданское общество и защищаю интересы предпринимательского сообщества.

Тем не менее, я могу высказать своё мнение, основанное на обращениях, жалобах конкретных предпринимателей. То есть, это не есть официальная позиция в плане того, что я не представляю в этом смысле государство. Я хотел бы, чтобы было понимание.

Но тем не менее, поскольку я назначаюсь Главой государства, мои оценки будут, как мне кажется, в конструктивной форме.

Так как вас, прежде всего, интересуют налоги, то, наверное, налоговые ставки до последнего времени у нас были наиболее либеральные, и здесь, наверное, не стоит жаловаться.

Мажилисом Парламента утверждён новый Налоговый кодекс, в котором повышается НДС, повышаются пороги по НДС. Ужесточение налоговой политики обусловлено тем, что существует ЕАЭС и, наверное, интеграция с налоговым режимом, в том числе России, у нас должна быть.

При этом, меня больше беспокоит налоговое администрирование. И я буду писать об этом письмо в Сенат, чтобы вернули обратно этот проект Налогового кодекса, поскольку, я считаю, что там допущены существенные нарушения прав предпринимателей.

Конечно, то, что налоговое администрирование остаётся под юрисдикцией административной юстиции — это большие достижение и победа. Спасибо правительству за то, что пошли навстречу. Потому что очень важно, чтобы налоговое администрирование оставалось в рамках АППК — Административно-процедурного процессуального кодекса.

Однако, есть две проблемы. Первая проблема — это предоплата НДС. Для меня это непонятно. Я могу понять, когда ты платишь налог по методу начисления, даже не получив денег от контрагента — признал доход, заплати налог сразу наличными. Допустим, это не очень хорошо, но это можно понять. Раз метод начисления работает — пусть работает.

Но я не могу понять - там есть блокировка ЭСФ (электронная счёт-фактура), автоматическая блокировка ЭСФ, если не хватает денег на налоговом счёте. То есть, ты должен создать соответствующую налоговую сумму, которая покрывает выставляемую тобой счёт-фактуру.

Получается, если электронная счёт-фактура, в которой указан НДС, больше, чем сумма денег на моем заранее предоплаченном налоговом счёте, то я не могу выставить invoice. Я не могу признать этот доход. У меня есть обязанность признать этот доход, а я его признать не могу, потому что не могу выставить этот счёт. Получается, что, по сути дела, это запрет деятельности.

То есть, я должен «предоплатить» налог. И в этом смысле я не вижу никакого основания в Конституции для того, чтобы бизнес кредитовал государство путём предварительной уплаты налогов.

Доход, с которого он уплачивается, должен быть хотя бы признан, — даже если не получен деньгами, то хотя бы признан.

И вторая проблема — что есть такое понятие как специальный налоговый режим для микро- и малого бизнеса. И счета и расходы от них не будут приниматься бизнесом на вычеты по КПН (корпоративному подоходному налогу). И это будет большой удар по малому и микробизнесу, потому что никто не будет работать с ними без того, чтобы расходы от них можно было брать на вычеты в налоговом отчёте. Это, я считаю, будет большая проблема. Если даже они приходят от того, кто на специальном налоговом режиме, ты должен брать на вычеты эти расходы.

Но и, наконец, третья проблема — это признание сделок и предприятий недействительными. Эта отмена регистрации полностью нарушает процесс ликвидации предприятий. То есть, если у предприятия есть какие-то долги, должно быть объявлено о ликвидации, кредиторы должны подать, как положено, и возместить все долги. А у нас задним числом отменяется регистрация. КГД - Комитет государственных доходов подаёт иск в гражданском процессе, хотя налоги, я считаю, — это публичное, а не частное право. И отменяют регистрацию целого предприятия. Это из-за того, что выставляются фиктивные счета-фактуры — то есть, ненастоящие счета-фактуры, без поставки товаров. Я считаю, что вы гоняетесь за мошенниками — там как положено, а вот так - отменять целое предприятие без ликвидации — это нарушение всех правовых принципов. И из-за этого, соответственно, страдают все остальные предприниматели.

Я считаю, что основание для этого, наверное, есть, у КГД есть своя логика. Они считают, что нельзя выставлять фиктивные счета-фактуры - с этим надо бороться. Но я считаю, что борьба с мошенничеством и уходом от налогов обходится экономике дороже, чем выгоды от такой «борьбы».

Я считаю, что «борьба» ещё не закончена и она продолжится. Мы будем требовать возврата проекта Налогового кодекса обратно в Мажилис по этим позициям.           

Всё, что касается закупок государственного и квазигосударственного сектора, то основная проблема состоит в том, что они осуществляются в рамках чрезмерно централизованной модели государственного управления.

Это означает, что оперативные полномочия местных (операционных) подразделений госорганов или квазигоспредприятий сконцентрированы в центральных аппаратах и даже в их советах директоров. То есть, это получается, что нарушается система внутреннего контроля. Потому что в системе внутреннего контроля разделение функций должно быть не только по сферам, но и по уровням. Верхние уровни контролируют нижние уровни. То есть, нижние уровни оперируют, а верхние уровни контролируют операции. А когда центральный уровень забирает себе операции,  кто будет контролировать центральный уровень?

Естественно, существует Антикор, АФМ, Высшая палата аудиторов как государственный высший счётный комитет. Но это всё внешние организации.

А сама система внутреннего контроля не работает, потому что непрозрачная. Я считаю, что заказывать товар, получать товар и, возможно, закупать должны те, кто ими будет пользоваться.

Отсюда все проблемы. У нас возникает сильное повышение транзакционных издержек. То есть, вся страна один раз закупается - составляет для начала бюджет, потом договоры, поставки и, в конце концов, всё приходит в конце года, на зиму глядя, и все пытаются быстро освоить бюджет. Иначе финансирование закроется. Отсюда возникают все эти злоупотребления и некачественные работы. Всё это, естественно, берётся по минимальной цене, что мешает качеству работ. И, естественно, всё это связано с проблемами в бюджетном планировании.

По сути дела, мы не должны беспокоиться о том, что год заканчивается. Потому что, если есть кредиторская задолженность, она должна по-любому быть погашена в следующем году. А у нас все боятся: «Ой, сейчас я деньги не получу — всё закроется». Это всё из-за того, что у нас, на самом деле, не до конца Бюджетный кодекс хорошо отработан, нету различия между поступлениями и платежами в кассовом смысле, и также доходами и расходами — в операционном смысле.

И в этом отношении, конечно, хотелось бы более прозрачного бюджетного планирования. То есть инвестбюджет — отдельно, чтобы его видеть. Полная проектная стоимость, освоение на начало года, потребность в инвестиционных расходах, вернее во вложениях на текущий год, остаток на конец — к освоению. Вот такой у нас должен быть бюджет. Должен быть отдельно операционный бюджет, связанный с доходами и расходами государства. И должен быть отдельный финансовый бюджет, связанный с займами и их погашениями. И всё это должно объединяться в единый кассовый бюджет государства. И таковым он и является на сегодняшний день, но там всё в одном — доходы и расходы бюджета. А это неправильно. Есть доходы и расходы в операционной части, есть платежи по инвестиционной части  и погашения займов — по финансовой части. Это — не все расходы. Есть расходы и есть платежи. То есть, поступления и платежи должны отличаться от доходов и расходов.

Я, конечно, понимаю, что если мы «втыкаемся» в методологию Всемирного банка, который называет вложения капитальными затратами, но для наших стран, где есть проблема с финансовой грамотностью, лучше капитальные затраты называть вложениями. Чтобы чётко понимать, что капитальные вложения — это не есть расход. Или перевод такой, не знаю, — написать: капитальные затраты, то есть расходы. 

Папона: По-моему, здесь только в терминах проблема. 

Канат Ильич: Возможно. Но в этих терминах надо определиться. Потому что несогласованностей и так много, а когда мы по-разному понимаем термины, ситуация «усугубляется». К примеру, государственный бюджет. Он был запланирован — теперь важно определить, исполнен ли он в полном объёме или с отклонениями? 

Папона: Я думаю, что они отчитываются ежемесячно. Там и ведутся у них отдельно расходы… 

Канат Ильич: Я считаю, что различение на официальном уровне поступлений и кассовых платежей должно быть зафиксировано в Бюджетном кодексе — доходов и расходов. Это моё мнение личное. Естественно, Минфин будет с этим спорить, показывать, что у него всё под контролем. Потому что у них есть отдельная бюджетная отчётность, против чего я выступаю: не должно быть никакой бюджетной отчётности, отдельной от финансовой отчётности, потому что финансовая отчётность — это и есть фактическое исполнение бюджетной отчётности. И каждый бюджет, каждое разделение бюджета должно быть проектом финансовой отчётности в той или иной части. Но у них бюджетная отчётность идёт отдельно от финансовой отчётности. Я считаю, это излишняя трата как финансовых, так и человеческих ресурсов.

В таком случае необходимо наладить систему финансовой отчётности и обеспечить согласованность между формами финансового планирования и финансовой отчётности. Тогда не нужны будут отдельные бюджетные департаменты, чтобы отчётность составлять.

Но самое главное, бюджет корректируется постоянно. Почему, когда не исполняется бюджет, он корректируется у нас в государстве? А, я считаю, это большая ошибка. Почему? Потому что никогда не будет чёткой фиксации отклонения факта от плана. Когда, с точки зрения внутреннего учёта или контроля, мне важно знать: отклонение возникло в связи с неправильным планированием или в связи с какими-то фактическими обстоятельствами? Если это были фактические обстоятельства, они были субъективного характера или объективного? А если каждый раз корректируется бюджет, то под этим скрывается огромное количество отклонений. В этом отношении, естественно, всегда будет более или менее нормальное исполнение бюджета. Потому что в конечном итоге, когда будет надо, вы скорректировали его, и у вас план старта совпадает. Проблем нет.

Это я рассказал про закупки, про бюджет, про налоги.

Ещё один момент. Вы знаете, что сегодня налоговая реформа вызвана нехваткой денежных средств в бюджете. Но почему их не хватает? Ведь бюджет каждый раз растёт — в плане валюты, баланса, масштаба. А, я считаю, потому что государственные расходы непрозрачные. В этой части зачем государству нести расходы, которые оно не должно нести? Например, нужно прямо запретить госсектору и квазигоссектору конкурировать с частным бизнесом. На сегодня закон позволяет гос- и квазигоссектору конкурировать с частным бизнесом, несмотря на принцип "жёлтых страниц". Потому что в законе есть право государства при недостаточной конкуренции на каком-то рынке туда заходить. Я считаю, эту «лазейку» надо закрыть.

Средства тратятся на инфраструктуру, а не на частные сектора экономики. И, естественно, когда мы будем работать с инфраструктурными затратами, затраты нужно осуществлять через концессии и тебе не нужно тратить деньги самому. Ты должен привлекать соответствующих операторов, которые привлекают деньги, которые в этом специалисты, которые сами строят — метро, дороги, ЛРТ... А у нас получается — государство само тратит эти деньги. Вместо того, чтобы приглашать операторов со всей их технической, финансовой структурой и экспертизой. И это окупается. Если частный бизнес заинтересован в реализации концессионного проекта и получает чёткое понимание сроков его окупаемости, он будет самостоятельно корректировать тарифную политику. В случае, если завышенные тарифы делают проект нерентабельным, концессионер будет заинтересован в их снижении. Но мы не будем тратить триллионы тенге на инфраструктурные проекты.

К примеру, Алматинская ТЭЦ должна потратить на модернизацию около триллиона. Я, к примеру, говорю. Возможно, я ошибаюсь. Два–три таких проекта — и уже двух–трёх триллионов в бюджете нет. А у нас хотят провести налоговую реформу, чтобы собрать семь триллионов. Я считаю, что это на самом деле непрозрачно. Получается, что государство заинтересовано само тратить, вместо того, чтобы извне привлекать экспертов, экспертизу, технологии и ждать, когда за собственные деньги они всё это построят и будут потом окупать себя.

И если касаться снова нового Налогового кодекса, то смотрите: у нас в горнорудном секторе 38 ставок НДПИ (налога на добычу полезных ископаемых). К примеру, ставка на НДПИ на алюминий в 20 раз ниже, чем ставка на золото. А почему? Потому что всё определяется Правительством. Правительство само определяет, кому какие ставки ставить.

Но там могут быть тоже триллионы, если непрозрачно. Почему разница именно в 20 раз и 38 ставок? Почему не может быть единой ставки? И зачем нам этот устаревший, технически сложный НДПИ, когда можно брать роялти с выручки? Поставьте единую низкую ставку на роялти. Я против повышения налогов, но пусть будет единая ставка — низкая, но на роялти с выручки для всех горнорудных ископаемых. И не надо будет тогда «давить» малый и средний бизнес. У вас все проблемы будут решены. Если вы спрашиваете мою оценку прозрачности, то она невысока - как по поступлениям, так и по государственным платежам и расходам. 

Джон Шорт: Позвольте уточняющий вопрос? Потому что вы отметили очень интересные вопросы, которые хотелось бы раскрыть. Возвращаясь к закупкам, по тем данным, которые мы получили, и в соответствии с нашими оценками, мы увидели, что очень большая доля закупок осуществляется из единого источника. Вы упоминали квазигосударственные и частные сектора. И закупки из единого источника — они больше заточены на квазигосударственный сектор, не допуская участия частного сектора или препятствуя ему? 

Канат Ильич: Я бы так не сказал. Потому что у нас есть Указ Президента о либерализации экономики, где, наоборот, запрещено квазигоссектору составлять конкуренцию в квазигосзакупках. Я за то, чтобы как можно меньше было гос- и квазигосзакупок. Но то, как они проводятся, что квазигоссектору пытаются запретить конкурировать в этих квазигосзакупках, то, наверное, это не так уж и плохо. Плохо то, что, в принципе, госзакупки и квазигосзакупки позволяют делать за рубежом. Понимаю, что существуют технологические ограничения, не позволяющие изменить подход в отдельных случаях. Однако в целом система государственных и квазигосударственных закупок должна быть ориентирована на поддержку отечественного производителя и национальной продукции. Потом, я бы не стал так утверждать, что закупки из одного источника — это очень плохо. Видимо, это связано с тем, что в условиях нашего «тяжелого» Закона «О госзакупках», когда успеваешь только один раз запланировать, закупить, поставить — да, и при этом, когда у тебя цена минимальная, это самый главный критерий закупок, что очень плохо для качества, то, наверное, закупки из одного источника — это неплохой выход из ситуации.

Ты должен обосновать, что отсутствуют иные заинтересованные стороны или альтернативные предложения. Допустим, это твои проблемы — это можно проверить. Но, по идее, чтобы избежать проблемы этой минимальной цены, из-за которой всё качество «рушится», избежать этой необходимости каждый раз проводить конкурсы, а для любого более-менее стабильного бизнеса нужен нормальный поставщик, тебе нужно нормальное качество и, естественно, никакой поставщик не даст тебе такого качества, если он не будет уверен в сколько-нибудь долгосрочном сотрудничестве.

Это спорный вопрос. Я бы не стал именно это называть проблемой. Я, конечно, понимаю, что часто закупки из одного источника используются для коррупционных целей, чтобы кому-то что-то «отдать». Но, я думаю, что коррупционерам намного легче провести конкурс и отдать тому, кому надо, чем подпадать под риск того, что тебе скажут: "Почему ты закупил из одного источника?" и ты будешь под всеми прицелами. То есть, я бы взвесил тысячу раз, чтобы брать это в качестве признака непрозрачности. 

Джон Шорт: Самый большой вопрос, который вы подчеркнули по новому налоговому кодексу, — это требование не в отношении денежных потоков, а в отношении именно предоплаты по налогам. Верно? 

Канат Ильич: Да. То есть, как я могу признавать доход, если не могу выставлять счета? Это большая техническая проблема. По сути дела, мы можем препятствовать росту ВВП. Потому что ВВП — это объем оборота товара и услуг. А когда налоговая имеет право заблокировать выставление счетов-фактур, они, конечно, утверждают, что это только в отношении недобросовестных предпринимателей. Но по формуле, по которой они рассчитывают эту предоплату налога, я не вижу различий между добросовестными и недобросовестными. Все должны платить предоплату.

Но они исходят из того, что если ты занимаешься бизнесом, у тебя всегда должны быть деньги. Но даже, если не спорить о том, какие действительно будут последствия неплатежей по всей республике, — юридически я не могу согласиться с тем, что налог должен быть заплачен до того, как доход будет заработан. Не говоря уже о том, что деньги были бы получены в кэше. 

Джон Шорт: С точки зрения налогоплательщика и частного лица я могу это понять. Мы постараемся после всего, что вы нам сказали, отразить в нашем отчете. Просто единственное, что мы не касаемся налоговой политики, мы больше по части налогового администрирования. Но в Казахстане это немножко так переплетено. Особенно то, что вы говорите по авансовым платежам по налогам — это больше по части налогового администрирования. И мы сможем это отразить как потенциальную проблему. 

Папона: Еще один вопрос. Мы знаем, что Бюджетный кодекс уже принят, а на рассмотрении Парламента — Налоговый кодекс. Вы с кем работаете по этим вопросам: с Парламентом или Министерством? Какова ваша роль по рассмотрению Бюджетного кодекса? 

Канат Ильич: Ко мне обращаются тогда, когда считаются исчерпанными все обращения в госорганы и иные организации. То есть, если это не помогло, то обращаются ко мне за помощью. Как правило, моя помощь требуется тогда, когда предприниматель уже прошёл все предусмотренные процедуры — обратился в государственные органы, в суд, и не получил результата. Именно на этом этапе подключается моя компетенция. Мое включение в процесс может быть на любом этапе — будь то рассмотрение вопроса в Мажилисе, Сенате, Верховном суде или в апелляционной инстанции. Точка входа может быть различной, в зависимости от конкретной ситуации.

Но главное, по закону я не могу рассматривать обращения ко мне, если обращающиеся не использовали существующие средства правовой защиты (то есть, обращение в административный госорган, в суды). А иначе, вы же понимаете, я не имею полномочий, кроме как быть эффективным мостом медиации, который представляет не только гражданское общество, но и имеет доверие Главы государства. И только на этой основе мы можем пытаться провести медиацию либо инициировать регуляторную апелляцию в отношении отдельных нормативных правовых актов. 

Но госорган может легко проигнорировать мое представление на изменение нормативно-правовых актов. И что я могу поделать, кроме того, чтобы обратиться к своему Президенту по этому поводу? Но по каждому поводу ты не сможешь обращаться к нему. 

Жамиля: Канат Ильич, у вас раньше была какая-то процедура, и, может быть, именно сейчас сохранилась. Вы приводили пример со ставкой НДПИ по алюминию, что её утверждает, собственно, Правительство. Это же нормативно-правовой акт? Насколько я знаю, все нормативно-правовые акты, затрагивающие интересы предпринимателей, проходят экспертизу в «Атамекене»? 

Канат Ильич: В «Атамекене», да. 

Жамиля: То есть, вы соглашаетесь или не соглашаетесь? 

Алимжан Хабидоллаевич: Есть на сегодняшний день. Все НПА и все внутренние приказы даже... 

Жамиля: Проходят экспертизу Национальной палаты предпринимателей? 

Алимжан Хабидоллаевич: Да, проходят. 

Жамиля: И только при согласии и их поддержке они принимаются? 

Алимжан Хабидоллаевич: Не всегда. Зачастую бывает, что наши коллеги из Национальной палаты дают свое заключение на правовой акт. И бывает такое, что в ряде случаев эти заключения остаются без должного внимания со стороны уполномоченных органов. И даже если участвуют в Мажилисе, всё равно как меньшинство голосов. Потому что государственный аппарат на сегодняшний день — это целая махина, перед которой НПП не может «устоять». И «протаскивают» через депутатов, через все эти госорганы, которые инициировали. А мы — за бизнес. Как НПП, так и мы всегда были за бизнес и интересы бизнеса для нас на первом месте. Потому что государство, как правило, в свою сторону принимает какой-либо акт. 

Жамиля: Но тем не менее, все нормативно-правовые акты? 

Алимжан Хабидоллаевич: Все обязательно проходят.

Канат Ильич: Но здесь, Жамиля, я бы хотел на всякий случай подчеркнуть, что хоть мы находимся в одной системе с НПП, мы всё-таки разные институты. Они — общественное объединение, а я — Бизнес-омбудсмен. И они обязаны только финансировать мой офис. Но наши точки зрения могут различаться.

Желательно, конечно, чтобы они не различались, и я всегда стремлюсь к согласованию. Но если у нас есть такое разногласие, то мы не можем его скрывать. К примеру, недавно был вопрос Премьер-Министра ко мне: "Насколько правомерны, конституционны обязательные членские взносы в НПП «Атамекен» со стороны предпринимателей?" На что мой ответ был такой: "Правовая коллизия, конечно же, есть. Почему? Потому что юридические лица опосредуют гражданские права и никто не может заставить юридические лица быть в каком-то общественном объединении." Но такая правовая коллизия присутствует во многих европейских странах. Поэтому на самом деле мы не сильно отличаемся от европейских стран в части решения этого вопроса. Потому что всем странам, даже цивилизованным, нужна какая-то централизованная площадка для выражения мнения всего предпринимательского сообщества, для облегчения процедуры согласования законодательства и прочих дел.

Хотим мы этого или нет, обязательные членства многие страны практикуют. Несмотря на эту правовую коллизию, юридические лица, конечно же, являются инструментом реализации гражданских прав.